Исключительные - Страница 144

144

— Нет, — терпеливо ответил Пол. — я имею в виду серьезные вещи. И еще кое-что. Вам обязательно нужны страницы в социальных сетях. Я понимаю, что эта фраза ранит ваш слух, но положитесь на меня. Вам нужна, во-первых, группа в «Фейсбуке», а во-вторых, «Твиттер».

— «Твиттер», — Мэнни отмахнулся. — Ты вообще знаешь, что это такое? Термиты с микрофонами.

— Хватит, Пол, — сказала Эди, — мы тебя поняли. Мы благодарны за работу, которую ты проделал. Последний чек ждет тебя в офисе. Давай, тебе пора.

— И кто здесь грубит после этого? — пробормотал Пол, не злясь, впрочем, по-настоящему. Кивнув на прощание, он ушел, встряхивая головой.

— Термиты с микрофонами? — сказала Эди мужу. — Звучит не так плохо.

Позднее, когда вожатые и уборщики закончили все дневные дела — а заодно и дела на сезон, — а Мэнни и Эди торжественно попрощались со всеми, лагерь опустел. Мимо проскакал было олень, и вдруг остановился посреди лагеря, поворачивая голову влево и вправо, как будто спрашивая, куда же все подевались. Лагерь умер, как случалось каждое лето, когда все разъезжались по домам, но на этот раз печаль ощущалась в два раза сильнее. Старик со старухой стояли на вершине холма и смотрели вниз на свой дышащий на ладан лагерь. Маленькие жилые домики, простоявшие тут более полувека, и здания побольше, предназначенные для рисования и театральных постановок.

— Я не готова его продавать, — сказала Эди, — а ты?

Мэнни огляделся. Лагерь виделся ему зеленым и лохматым, а вигвамы походили на стога сена кисти Моне. Когда-то, когда его глаза были ясными, как горный ручей, они с женой вникали во все дела лагеря, близко знали каждого ребенка и каждого вожатого. Он не понимал, почему они с Эди вдруг оказались такими старыми, его это безмерно удивляло. Почему даже молодые, склонные к экспериментам творческие люди, которые были уверены, что им вообще не придется стареть, обнаруживали со временем, что жизненный опыт накапливается и накапливается, чем-то походя на плесень. Они оба были достаточно стары, чтобы послать ко всем чертям это место, но они пока не могли этого сделать.

— И я пока не хочу, — согласился он с женой, — не сейчас. Может быть, для начала мы найдем какого-нибудь парня, который бы действовал поаккуратнее Пола. Кого-нибудь, кто понимает наше видение лагеря и сможет все сделать именно так, как надо.

— И кто же это может быть? — поинтересовалась Эди. — Нам придется клонировать самих себя.

— Это вряд ли, — решил Мэнни. — Слишком уж технологично, — он положил руку на знакомое, покрытое коричневыми пятнами плечо жены, — за эти годы сюда приезжали тысячи подростков. Они полюбили лагерь всем сердцем. Мы хорошо их учили. А потом они выросли, и далеко не все они посвятили свою жизнь искусству. Не из всех получился Итан Фигмен. Или Эш Вулф. Или Фрэнсис Пэлл, скульптор по металлу… по огромным кучам металла.

— Или Жанна Честен, шекспировская актриса, — добавила Эди, — или Трой Мейсон, который танцевал с Элвином Эйли. Господи, что он вытворял на сцене все эти годы. Или близнецы ди Ланци из шестидесятых, со своей огромной… хреновиной. Как она называлась вообще?

— Синтезатор Муга.

— Да, точно. И некоторые из них все еще здесь. Или, может быть, ищут повод вернуться. Они все любили это место. И оно все еще живо, между прочим.

* * *

Несколько недель спустя Жюль Хэндлер-Бойд дремала в городском автобусе. Прошлой ночью они с Деннисом вернулись из Осуиго. Они отвозили Рори в университет штата — начинался третий курс. Училась она прилично и специализировалась на предмете, которого родители вообще не понимали. Емкость окружающей среды. Рори не была звездой вроде Ларкин Фигмен, но она безболезненно миновала детство, превратившись в сносную студентку и очень беспокойную в целом девушку, которая точно знала, что хочет постоянно быть в движении, хочет жить во всем мире сразу. В окружающей среде.

Дочь покинула их квартиру, когда поступила в университет, и сколько бы вокруг ни говорили, что из-за ужасного состояния экономики люди не могут уехать из родительского дома аж до двадцати шести, не планировала вернуться и не нуждалась в этом. Иногда она появлялась дома на каникулах, всегда с парой подружек, смешливых девчонок, любящих свежий воздух. Родители никогда не могли их понять. К пятидесяти двум годам Жюль и Деннис вступали в спокойный период жизни — начало тихого заката. «Стабиливокс» поддерживал Денниса в уравновешенном состоянии, хотя дозу иногда требовалось корректировать. Он полюбил работу в клинике, и теперь выписывал три разных журнала о сонографии. Он столько об этом узнал, что медсестры в клинике иногда звали его «доктором».

Они с Деннисом взяли напрокат машину, чтобы доехать до Онеонты. Их деловая дочь с темно-рыжими волосами и крупным, мягким лицом Денниса крепко обняла родителей, а потом одна из ее соседок, с которой они вместе жили в ветхом викторианском особняке поодаль от кампуса, высунулась слишком далеко из открытого окна третьего этажа и крикнула: «Рори, тащи сюда свою задницу». А теперь Жюль, прислонившись к стеклу, ехала в набитом автобусе по Бродвею в сторону офиса. Глаза у нее закрывались сами собой, пока она не заметила женщину напротив. Через минуту на нее уже смотрел весь автобус. Каждые несколько секунд она сильно била саму себя по лицу. Жюль смотрела на нее в ужасе. А потом женщина, сидевшая рядом, перехватила ее руку и зашептала что-то на ухо бедолаге. Выглядело это так, будто они просто разговаривают, и странная женщина кивала и улыбалась. А потом она высвободила руку и снова ударила себя по лицу, еще сильнее, чем раньше.

144