Исключительные - Страница 155

155

Джона, который едва дышал во время этого монолога, почувствовал, как сжалась вся его грудная клетка. Он выскочил из дверей в фойе в момент, когда Барри заканчивал свою речь. Отыскав дальше по коридору мужской туалет, зашел в кабинку и опустился на крышку унитаза. Долго просидел, пытаясь прийти в себя и подумать. Он все еще находился там, когда чуть позже дверь в туалет распахнулись и раздались голоса входящих мужчин.

— …просто великолепно. Все дело в имидже. Если перенести эту дискуссию на конференцию TED, реакция будет такой же.

— Ну спасибо.

Мужчины направились к писсуарам, и Джона услышал стереофоническое мочеиспускание, хотя одна струя звучала гораздо выразительнее другой. Затем продолжился обмен любезностями, последовало мытье рук, зашумели сушилки, наконец вновь открылась дверь и один мужчина вышел. Джона стоял, прислонясь к металлической дверце кабинки, и подглядывал через узкую вертикальную щель. Он частично увидел широкую спину Барри Клеймса у раковины, черный шелковый жилет и тонкий белый планктонный слой волос, зачесанных по всей голове. Большой Барри взял прислоненное к умывальнику банджо, перекинул его через себя на ремне и зашагал к выходу из мужской комнаты.

Джона последовал за ним через широкие, обитые деревом коридоры Страттер-Оука и конференц-центра, держась поодаль и изображая человека, идущего на один из семинаров. Периодически он тупо заглядывал в буклет, который ему выдала Кейтлин Додж. Барри Клеймс вошел в лифт, Джона за ним, но присоединились еще три человека, и Джона не бросался в глаза. Все нажали на разные этажи. Зажжужала кнопка, и некоторые вышли. Снова зажжужала. На четвертом этаже вышел Барри Клеймс, а вслед за ним и Джона. Бывший участник группы The Whistler насвистывал по пути в свой номер. Он вставил в дверь ключ, но Джона был уверен, что не придется в ту же секунду резко бросаться вперед: Барри стар и неповоротлив и не сразу сумеет правильно провести картой. Скорее всего, она окажется в нужном положении лишь со второй попытки. Так и вышло. К моменту, когда на замке зажглась зеленая лампочка, Джона уже стоял прямо за спиной у Барри. В холле никого, и Джона незаметно проскользнул в номер, прежде чем дверь закрылась. Стоя в дверном проеме, Барри Клеймс развернулся и от испуга разинул впалый стариковский рот.

— Что за …? Что тебе надо? — выдавил из себя он, но массивная дверь захлопнулась, а Джона протянул обе руки и втолкнул его в номер.

— Сейчас достану кошелек, — прохрипел Барри, тяжело дыша. — Ты под кайфом? Мет?

Естественно, Барри его не узнал. Хотя Джона и был зациклен на собственном детстве, никто другой не воспринимал его как ребенка. Он уже перешагнул рубеж средних лет и быстро приближался к возрасту, о котором никто не любит говорить. У ровесников Джоны лучшие годы остались позади. Теперь полагалось стать таким, каким окажешься в итоге, и достойно и ненавязчиво пребывать в этом состоянии всю оставшуюся жизнь.

— Это я, разуй глаза, урод, — процедил Джона. Он припер Большого Барри к стене в прихожей, а тот ответным толчком отшвырнул его к дверце шкафа. Джона отплатил той же монетой, и они заметались туда-сюда между двумя стенами, грохоча и топая, яростно сопя, продвигаясь вглубь номера, и теперь верх взял Джона. Он завалил Большого Барри на кровать и прыгнул на него, крепко прижав. Тощий Джона на карачках распластался над обрюзгшей морской тварью по имени Барри Клеймс. Будь Барри моллюском, он был бы раком-отшельником, круглым и древним, выброшенным волной на песок. Все его лицо покрылось угрями и пятнами, белесо-голубые глаза за стеклами маленьких бифокальных очков слезились точно так же, как в 1971 году.

— Ты кто? — недоумевал Барри. На несколько секунд он зажмурился от ужаса, затем лицо его обмякло и приняло почти задумчивое выражение.

— Боже мой, Джона, — сказал он. — Да, Джона Бэй! Ты чертовски меня напугал.

Он еще раз покосился на Джону и тихо изумился:

— У тебя волосы седые. Даже ты уже постарел.

Как будто теперь, узнав Джону, счел, что бояться больше нечего. Тут Джона вспомнил о сексе с Робертом Такахаси, когда один из них стоял на четвереньках, а другой переводил дух. Они были словно лев и цыганка на картине Руссо. Но Барри Клеймсу не хотелось давать ни минуты покоя, его было ничуть не жаль, хоть Барри и походил на любого другого уцелевшего старого шестидесятника, любого, кто мог бы появиться в документальном цикле «Пи-Би-Эс» «Пришел, увидел, заиграл», который крутили чуть ли не круглосуточно, потому что люди никак не могли насытиться утраченным, пусть даже и не нужным больше.

Джона не отпускал Барри, упершись коленом ему в брюхо. Барри застонал от невыносимой боли, а Джона надавил еще чуть сильнее, ощутив, как внутри него что-то бурлит. Но Барри умудрился кое-как встать на ноги, рыча, и теперь уже он был львом, а Джона — моллюском.

— Я старался заменить тебе отца, — пыхтел Барри. — Научить тебя играть на банджо. Приободрить. Тебе это было непривычно.

— Отец, который пичкает наркотой своих детей? — спросил Джона и потянулся за каким-нибудь подходящим орудием. Рука наткнулась на банджо. Джона размахнулся и врезал Барри Клеймсу по физиономии инструментом, издавшим жуткое звенящее вибрато.

— Черт возьми, Джона! — не своим голосом гнусаво заорал Барри. Оба в равной мере пребывали в шоке. Барри откинулся на кровать и поднес руки к окровавленному лицу, прикрывая его. Этих сложенных ладоней Джона уже не мог вынести. Каждому из нас необходимо защищать то немногое, что у него есть, — вот совершенно очевидная истина, и отказывать в праве на такое побуждение Джона не стал бы даже Барри Клеймсу. Наверняка он сломал ему нос, но не раздробил скул, не ослепил, не повредил мозга, обитающего в этой самовлюбленной голове. Банджо было не самым лучшим оружием, да и сама фолк-музыка не была сильнейшим подручным средством. Она не смогла прекратить войну в Юго-Восточной Азии, хотя и звучала необыкновенно трогательным и страстным фоном. Характерные повторяющиеся переборы струн на банджо названы подходящим словом — плетение. Фолк-музыка могла изуродовать человека, могла его сломать, показать ему, что он сделал с тобой, но не могла убить, и, быть может, это тоже справедливо.

155