Исключительные - Страница 156


К оглавлению

156

— О боже, — твердил Барри. — Больно… здесь.

— Что с тобой стряслось, Джона? — продолжил он скрипучим хриплым голосом.

— Со мной? Ты и правда меня об этом спрашиваешь?

— Да. Каким человеком ты стал? Ты всегда теперь такой?

— Замолчи, Барри, понял? Просто заткнись.

Джона сходил в ванную и вымыл руки листовидным мыльцем, лежавшим в мыльнице. На рукаве виднелись следы крови, но не слишком заметные. Он заметил рядом на мраморной столешнице несессер Барри. Расстегнутая молния демонстрировала находящиеся внутри предметы, которые принадлежат этому пожилому человеку, ежегодно проводящему в дороге многие недели. Вот таблетки в баночке с надписью «Липитор, 40 мг», ингалятор от астмы и, ничего себе, упаковка тампонов, предназначенных, как написано, для временного облегчения «локального зуда и дискомфорта, связанного с геморроем». Вот и все штучки из снаряжения преобразившегося человека. Чего бы ты ни добился в жизни, как бурно ни протестовал бы против войны или помогал сохранить океаны, сколько идей ни украл бы у маленьких робких мальчиков, растревожив их и взбудоражив, все сводится к мельчайшим деталям, определяющим твою суть. Джона вышел из ванной комнаты в полной уверенности, что Барри Клеймс не вызовет охрану. Барри не захочет предавать этот случай огласке, уж точно не сейчас, когда ему удалось еще раз преобразиться напоследок и остаться на плаву через много лет после расцвета традиционной фолк-музыки, уже в двадцать первом веке, когда не так-то просто бывает заработать собственным творчеством. Джона знал: фолк возрождается, пусть и не в том виде, какой он некогда обрел. Эта музыка звучит повсюду, проникает в жизнь, попадает на файлообменники, появляется на YouTube, добирается до всех уголков, ее видят и слышат. Известных исполнителей стало как никогда много — может быть, большинство из них зарабатывает гроши, но люди слушают их песни. Акустическая музыка, теперь уже звучащая на новый лад, до сих пор очень популярна. Вот бы мама об этом узнала — на это Джона надеялся, планируя кое-что ей рассказать.

Барри сидел на кровати, оглядывая себя в зеркале на комоде.

— Посмотри на меня! Мой нос распухнет, как у боксера.

— Уезжай сейчас же, — сказал Джона. — Просто уезжай, ладно?

— Ты был таким талантливым ребенком, — ответил Барри. — Таким свободным. До чего же здорово было на это смотреть.

— Ой, да заткнись ты.

— Я сделал для тебя все что мог, — сказал Барри. — О тебе же никогда не заботились, не поддерживали тебя. Тут не твоя вина. У твоей мамы был прекрасный голос, и грустно, что с ней такое случилось.

— Нет, — сказал Джона. — Ты не знаешь, о чем говоришь.

Сюзанна Бэй радовалась жизни на ферме в Вермонте. Ученики Муна приезжали издалека, чтобы ее услышать, поучиться у нее гитаре и вокалу. Джона не желал больше ни слова слышать о ней от Барри Клеймса, поэтому вышел из номера и отправился восвояси. Но у двери обернулся, импульсивно схватил банджо, сунул его в чехол и ушел с ним. Руки и голова тряслись, пока он спускался на лифте. Когда он приехал на первый этаж, там как раз расходилась после встречи с астронавтом публика, чрезвычайно довольная опытами с симулятором невесомости. Пока Джона шагал по коридору, пытаясь успокоить свою беспокойную душу, в кармане, вибрируя в самом паху, зазвонил телефон. Он потянулся за ним и увидел незнакомый номер, поэтому ответил осторожно и услышал женский голос.

— Привет, Джона. Это Кейтлин Додж. Итан подумал, что ты мог бы выпить с ним по бокалу на винодельне «Голубая лошадь». Если устраивает, тебя заберут через двадцать минут. Годится?

Джона согласился, хотя, наверное, зря. Он зашел в свой номер, быстро принял душ, затем направился к главному входу в конференц-центр, и через несколько минут на обочине притормозил черный «Приус». Водитель вышел, распахнул заднюю дверь, и Джона забрался в машину. Его по-прежнему трясло так сильно, что он плотно прислонился к дверце в поисках опоры.

— Как прошел день, сэр? — спросил водитель. — На лекциях успели побывать?

— Да.

— Там был астронавт, который привез симулятором невесомости. Ходили на эту встречу?

Джона выдержал паузу.

— Да.

— И каковы ощущения? Мне всегда хотелось испробовать на себе.

Джона чуть распрямился.

— Сначала страшно, — ответил он. — Понятия не имеешь, что с тобой случится.

— Ясное дело, — сказал водитель. — Предвкушение.

— Но через некоторое время осознаешь, что контролируешь ситуацию, что есть только ты и эти элементы. И в конце концов становишься другим.

— До сих пор эффект ощущается? — спросил водитель.

— Да, до сих пор.

* * *

В патио винодельни «Голубая лошадь» все, кроме Итана Фигмена, который захватил место в тени под зонтом, сидели на солнцепеке с большими винными бокалами и тарелочками с пекорино и оливками. Со всех сторон на Итана украдкой поглядывали участники конференции, но подойти к его столику никто не решался. Джона сел напротив Итана, до сих пор ощущая, как тело бьет дрожь. Подали вино «Сира», «озорное», как выразился сомелье, тут же деликатно исчезнув, и Джона собрался было осушить бокал залпом, но на полпути прервался, поскольку заметил удивленный взгляд Итана.

— Что такое? — спросил Джона.

— Сбавь обороты, ни к чему так пить. Прямо как ребенок со стаканом молока. У тебя даже винные усы нарисовались.

Джона послушно притормозил. Взял оливку и попытался проявить к ней интерес. Но рука была нетверда, и скользкая оливка упала на землю и, словно каучуковый мячик, ускакала в кусты.

156