Жизнь в лагере продолжится своим чередом. Подростков будут и дальше проводить через эти ворота, а в конце лета выпускать обратно рыдающими, но окрепшими. Они будут выдувать стекло, танцевать и петь, пока могут, а потом те, у кого это не так хорошо получается, скорее всего, бросят эти занятия или будут браться за них вновь лишь время от времени — и, может быть, уже чисто для себя. Те же, кто удержится — или, быть может, тот единственный, кто не свернет с пути, — станут исключением. Восторг отпылает, останется лишь яркая, горячая искорка таланта, которая взметнется ввысь и явит себя миру.
Клиника в китайском квартале испытывала острый кадровый голод, и когда Деннис вернулся в сентябре, все вздохнули с облегчением. А Жюль возвращаться было некуда. Бывшая коллега, тоже социальный работник, предложила помочь с клиентами, и Жюль поблагодарила ее, но боялась начинать сначала и заново строить всю практику. Не было ни сил, ни уверенности. Она скучала по своим клиентам, но те не вернутся. Все разбежались: кто-то ушел к другим терапевтам, кто-то вообще махнул на это рукой. Дженис Клинг написала Жюль милую записку о том, как ей нравится работать с новой женщиной, к которой ее направила Жюль. Коллега убеждала Жюль дать объявления на нескольких сайтах, и когда она все же сделала это, описав себя как «заботливого, беспристрастного терапевта с творческим подходом к делу», то почувствовала себя лгуньей.
Реклама ничего не дала, возобновить практику не удалось. Предстояло задуматься о чем-то другом. По вечерам они с Деннисом сидели друг напротив друга в квартире за крохотным кухонным столом, зачастую ужиная чем-нибудь купленным «на вынос». Покидая Белкнап, они заключили перемирие, так как оба слишком устали, чтобы вновь раздувать конфликт, принципиальный и неразрешимый. Поскольку Жюль осталась не у дел, Деннис работал сверхурочно, на него свалилось больше обязанностей. В клинике он был во всех отношениях фигурой значимой, возвышающейся над преимущественно низкорослыми китайскими докторами и пациентами. Он как следует изучил свое дело, а после злоключений в «МетроКэр» стал бдительнее большинства коллег. Теперь же бдительность переросла в компетентность, он был востребован. Поскольку Жюль не работала и денег не хватало, Деннис попросил значительную прибавку и сильно удивился, когда получил ее. Оба знали: в семейной жизни бывают моменты, когда один из партнеров расклеивается и все держится на другом. Возможно, это и есть суть брака. После инсульта и депрессии Денниса все заботы легли на Жюль. Теперь же он взял эту роль на себя и не жаловался. Жюль очень переживала из-за того, что не может найти работу, но, кажется, ничуть не меньше угнетало ее расставание Эш и Итана. Эш до сих пор жила на ранчо в Колорадо, и Жюль завалила ее электронными письмами. Она упрашивала Эш хотя бы поговорить с ней по телефону, но та отказалась, она просто хотела забыться в работе.
Потом позвонила мать Жюль и сказала: «А у меня новости. Я продаю дом». Пришло время перебираться в кондоминиум в Хеквилле — на самом деле давно стоило, добавила Лоис Хэндлер, но до сих пор ей не хотелось этим заниматься. Сможет ли Жюль приехать и помочь разгрести подвал? Ее сестра Эллен тоже собиралась приехать.
Жюль добралась до Хеквилла будничным утром по железной дороге Лонг-Айленда и, сойдя на платформу, увидела мать, которая махала ей рукой из припаркованного малогабаритного автомобиля. Мать так ссутулилась, что стала на пару дюймов ниже ростом. И волосы совсем побелели, а прическу она делает каждую неделю в том же салоне, куда ходила всегда. Со свежеуложенными вьющимися седыми волосами и в привычном дождевике она напоминала сейчас чью-нибудь бабушку — впрочем, так оно и было. Жюль понеслась вниз по лестнице к машине и, обнимая мать, еле сдержалась, чтобы не поднять ее, как куклу.
Эллен расположилась на заднем сиденье, и сестры потянулись друг к дружке в некоем подобии объятий. Жюль и Эллен стали очень похожи. Их лица окончательно оформились, как это бывает с возрастом. Эллен, жившая с мужем Марком всего в двадцати минутах от матери, виделась с ней постоянно. Они были близки, а вот Жюль, что называется, покинула родовое гнездо и уехала в город, хотя иногда казалось, будто в другую страну. Лойс и Эллен ездили в город редко. Хеквилл сильно разросся. Теперь тут были два тайских ресторана и книжный магазин-кафе. Жюль вспомнила, как Эш выбралась сюда на выходные, чтобы оправиться от потери Гудмена. Вспомнила, как беспощадно глумилась над своим городком, и теперь, много лет спустя, устыдилась собственного поведения.
Лойс Хэндлер все эти годы как могла поддерживала порядок в доме на Синди-драйв, но он все-таки нуждался в покраске, и почтовый ящик висел так же криво. Представляя себе, как мать каждый вечер приходит в пустой дом, Жюль чуть было и в самом деле не сгребла ее в охапку и не спросила, как она с этим справилась. Но они уже собрались на кухне, и Лойс готовила обед из продуктов, купленных в магазине органических продуктов. Он появился в городе недавно — «слава богу», как сказала Лойс.
— Мам, ты теперь на органике? — спросила Жюль.
— Да. Это так удивительно?
— Да! — ответили обе дочери — обе девочки, как они мысленно называли себя во время своих нечастых встреч.
— В детстве мы питались одной только мороженой кукурузой «Зеленый великан», — пояснила Жюль.
— И консервированными персиками «Либби», — добавила Эллен, и сестры переглянулись и засмеялись.
После обеда мать захлопотала в подвале, а Жюль и Эллен остались мыть посуду на кухне. Эллен удачно вышла замуж: детей нет, маленький уютный дом, ежегодный отпуск на Карибах.