— Чем планируешь заняться, если с терапевтической практикой так и не сложится? — спросила Эллен у Жюль.
— Не знаю. Пока прощупываю обстановку. Но в скором времени придется что-то решать.
— Жаль, что с лагерем не вышло, — сказала Эллен. — Я помню это место. Видела, как там носятся дети.
— Кажется, первое лето в лагере превратило меня в настоящую зазнайку, — отметила Жюль. — Прости, если вела себя по-идиотски, — добавила она с неожиданным для себя чувством. — Если хвасталась не переставая. Прости, если заставляла тебя завидовать.
Эллен схватила со стола тарелку и аккуратно поставила ее в слот посудомоечной машины цвета авокадо, которая стояла тут со времен их юности.
— С чего бы мне завидовать? — спросила Эллен.
— Ну, я ведь постоянно трепалась о своих друзьях, о лагере, о Вулфах и все такое. Понимаешь, я думала, ты поэтому меня как бы недолюбливала.
Эллен ответила:
— Нет, я тебя как бы недолюбливала потому, что была как бы стервой. Я ко всем так относилась, не замечала? Мама очень обрадовалась, когда я наконец-то съехала. Марк порой дразнит меня и говорит, что я включаю режим «первосортной стервы», и тогда я пытаюсь брать себя в руки. Но вот такая я, и ничего тут не поделаешь. Так что не переживай, я никогда тебе не завидовала.
Анимационная мастерская занимала целый этаж офисного здания в центре Манхэттена, в районе, где с утра кипела жизнь, а вечером становилось пусто и безлико. Все разбегались к концу рабочего дня, а теперь, в четверг, в семь вечера, Жюль вошла в огромный холодный вестибюль с огороженными лифтами и горсткой охранников. Кейтлин Додж, помощница Итана, позвонила декабрьским утром несколькими днями ранее и сказала, что Итан интересуется, не сможет ли Жюль поужинать с ним на этой неделе. Звонок раздался среди дождливой зимы, когда Жюль дни напролет отвечала на объявления о вакансиях клинических социальных работников на неполный рабочий день. Только однажды ее позвали на собеседование. Жюль за пятьдесят, так что востребованным сотрудником ей больше не стать. Они с Деннисом редко обсуждали, что ей делать дальше, хотя вопрос вставал все острее. Деннис приходил вечером с работы и видел, как она сидит за компьютером, отвечая на объявления или подправляя свое резюме. Она чувствовала, что осталась без друзей, ведь Эш залегла на дно в Колорадо, а Джона занят на работе и, скорее всего, играет на гитаре каждый субботний вечер с группой музыкантов, старых друзей его матери. Жюль получала электронные письма от пары подруг из соцслужбы, они предлагали собраться на посиделки, и однажды Жюль согласилась; они судачили о том, как регулируемое медицинское обслуживание все дело портит, а потом просто напились вдрызг.
Так что когда Кейтлин Додж неожиданно позвонила, Жюль чуть не крикнула в трубку: «Да!» Кто-то должен ее спасти, хотя она даже не надеялась, что это будет Итан. Она думала, он больше не захочет иметь с ней никаких дел. Но по какой-то причине он объявился.
У дверей уже закрытой анимационной студии Жюль назвала свое имя в переговорное устройство и стояла в ожидании за стеклянной стеной, пока помощница ее не впустила. В этот час помещение было освещено тускло, но жизнь в нем почти незримо продолжалась. Саму анимацию для «Фигляндии» с 90-х делали в Корее, но все остальные этапы создания шоу проходили здесь. Это был большой и сложный механизм. Повсюду царили деловитость, сосредоточенность и целеустремленность.
Итан сидел за столом в своем офисе за стеклянной стеной. В последний раз Жюль видела его весной, перед тем как отправиться с Деннисом в Белкнап. Теперь его волосы не были так аккуратно причесаны, он пялился в монитор и, кажется, провел так уже не один час. На диване склонился над банджо и старательно музицировал его сын Мо. К несчастью, пубертатный период заявил о себе пренеприятнейшим образом. Мо Фигмен рос костлявым, чрезмерно чувствительным и капризным мальчиком, а к шестнадцати годам обрел мужской облик, но вел себя по-прежнему беспокойно, как это бывает при расстройствах аутистического спектра.
Жюль вошла в офис и тихонько постучала по стеклу.
— Привет, — сказала она.
Мо прекратил играть и вскочил, словно в испуге.
— Пап, это Жюль, — сказал он тоненьким голоском.
— Вижу, — ответил Итан. Он встал из-за широкой тонкой пластины из состаренной меди, служившей ему столом.
Жюль не была уверена, с кем лучше поздороваться сначала, так что подошла к Мо, который не хотел ни обниматься, ни пожимать руку. Они кивнули друг другу, почти что легкими поклонами обменялись.
— Привет, Мо! Как дела? Как школа? — спросила она.
— Я пока дома на каникулах, — ответил он.
А затем добавил, словно бы заученно:
— Не люблю школу, но что еще мне остается.
— Вот оно что, — ответила она. — Жаль, что тебе там не нравится. Я тоже не любила школу. Но любила лагерь. Ого, я и не знала, что ты играешь на банджо.
— Джона Бэй дает мне уроки по «Скайпу», — сказал Мо неожиданно громко. — И собирается учить меня, пока я дома. Он дал мне это.
Мо отложил инструмент, и Жюль восхитилась выцветшим изображением радуги на изношенной поверхности.
Мо сразу заулыбался, а потом в офис зашла элегантная молодая женщина и сказала:
— Пойдем, Мо?
— Пойдем, — ответил он. Убрал банджо в чехол и уже собрался уходить с ней, но тут его окликнул Итан.
— Погоди-ка. Вот так просто уйдешь?
— Прости, пап, — он вздохнул, передернул плечами, странно вытянул шею, повернулся к Жюль и посмотрел ей прямо в глаза — казалось, из последних сил.