Куда же она делась? Иногда после того Нового года Джона задавался этим вопросом, но никто так и дал ему внятного ответа. Такие же ответы давали о бывших юных звездах; все они будто бы погибли во Вьетнаме. Информация о Кэти была недостоверной. Сначала кто-то говорил, что видел ее в колледже, затем кто-то слышал от друзей других друзей, что ее зачислили в Стэндфордскую школу бизнеса. В результате Джона понятия не имел, где же Кэти. Никто не видел ее уже многие годы. Иногда Джону накрывало отвратительное смятение из-за Кэти Киплинджер и того, какую роль он сыграл тем вечером, когда принес косяк и потом вызвал такси обкуренным Гудмену и Кэти. Его друзья снова и снова повторяли, что на нем не лежит абсолютно никакой ответственности за произошедшее.
— Господи, Джона, тебя что ли сковородкой огреть? — как-то разозлился Итан в один из тех месяцев после Нового года. — Я не знаю, каким еще способом достучаться до тебя. Ты не имеешь никакого отношения к тому, что случилось тогда. Никакого. Ты чист. Не был ты «соучастником», и никого ты не «накачивал», понял? Хватит уже рассуждать об это.
Со временем Джона поверил в то, что Итан прав. Джона предался другим мыслям и фантазиям о том, как выглядят обнаженными некоторые мальчики-подростки и даже мужчины, и о том, чем заняться в жизни теперь, когда он окончательно решил, что не собирается быть музыкантом; постепенно он стал думать о Кэти намного реже, чем раньше. Он поступил в колледж, стал инженером-робототехником, и к концу 1989 года даже порывистый и зажигательный Гудмен Вулф полностью поблек; тот самый Гудмен — разве есть в мире кто-то более конкретный и любвеобильный.
Сегодня вечером в приемном покое Итан чувствовал себя виноватым; он все мерял шагами больничный коридор и говорил Жюль:
— Это же я организовал вечеринку. Я уведомил их о том, чего именно нельзя есть Деннису, но нужно было проверить еще раз.
— Итан, хватит, — сказала Жюль. — Ты не виноват.
Тут Эш тоже расстроилась из-за Итана и добавила:
— Итан, да оставь же ты Жюль в покое! Ей не до тебя сейчас.
Похоже, каждому казалось, что виноват именно он; возможно, когда ты молод, довольно сложно представить себе, что в мире полно вещей, которые никоим образом не касаются твоей персоны.
Наконец, к ним вышел молодой доктор и сообщил:
— Подтверждаю, что у него был приступ. Причину мы видим в том, что он съел какой-то продукт, несовместимый с приемом ИМАО.
Очевидно, Деннис проглотил что-то содержащее тирамин, хотя никто никогда не сможет выяснить, что именно это было. Давление у него «зашкаливало», как сказал врач. Деннис выздоровеет, но ему необходимы антикоагулянты и постоянное наблюдение.
— Мы немедленно снимем его с ИМАО, — продолжал доктор. — В любом случае, сейчас существуют более эффективные антидепрессанты. В семидесятые, когда его прописывали, никто ничего не знал. Лично я порекомендовал бы ему какой-либо из трициклических препаратов. Зачем ему ИМАО? С ним столько проблем, как вы сами убедились сегодня. Кусочек копченого сыра — и может случится гипертонический криз в возрасте тридцати лет. Мы подержим его здесь несколько дней и дадим ему антикоагулянты. С депрессией будем разбираться позже. А, может быть, ему и не понадобится дальнейшее лечение. Поживем-увидим.
— Так он не умрет? — спросила Эш. — Он будет в порядке? Жюль, ты слышала?
— Да, он справится, — ответил доктор. — Вы вовремя привезли его сюда.
Жюль разразилась надрывными рыданиями, Эш тоже; потом Жюль немного успокоилась и сказала, что ей нужно позвонить родителям Денниса в Нью-Джерси. Его мать, несомненно, выйдет из себя, а грубоватый отец будет немногословен. Жюль сказала, что ей нужно идти в регистратуру и сообщить им данные страховки Денниса. Так много предстояло сделать; Жюль как социальный работник знала, сколько будет бумажной волокиты. По ее словам, это было только начало. Но Итан заявил:
— Ты не будешь этим заниматься.
— Не буду? — переспросила Жюль.
— Нет, — подтвердил он. — Просто иди сейчас к Деннису. Правда. Я позабочусь обо всем.
Однажды вечером в 1981 году, когда Джона шел по улице в Кембридже, штат Массачусетс, к нему обратились представители Церкви объединения. Они не провозглашали, что «Бог есть любовь» или что-то подобное. Это все равно не убедило бы такого закоренелого агностика, как Джона Бэй. Он собирался уйти из лаборатории доктора Пазолини, где работал за минимальную зарплату. Джона только что закончил МТИ и планировал жить в одном из общежитий до осени; он пока не знал, на какую работу он согласится и в какой город занесет его жизнь. В отличие от всех, кого он знал в колледже, Джона был не особенно честолюбив. Когда кто-нибудь интересовался его притязаниями, он отвечал, что нестяжательские ценности матери — фолк-певицы, — должно быть, оказали на него воздействие, ведь он понятия не имел, чего хочет от жизни. Однако, откровенно говоря, он просто не желал разбираться с этим.
На пологой улице был припаркован старый микроавтобус «Фольксваген» фиолетового цвета; двери были открыты, на подножке сидели мужчина и женщина на вид чуть старше Джоны; оба были одеты в заурядную потрепанную одежду, какую носят хиппи, между ними сидел золотистый ретривер. Джона приветливо улыбнулся, и мужчина сказал:
— Отличная рубашка.
На Джоне была винтажная боулинг-рубашка с надписью «Dex» на кармане. Женщина добавила:
— Улыбка тоже отличная, Декс.
Джона снова им улыбнулся, однако не потрудился уточнить, что зовут его по-другому.